Фима налил коньяк в припасенный для такого случая граненый 70-граммовый стаканчик. Через несколько минут после принятия чудодейственного лекарства похмельный синдром отступил, и больной, наконец, проснулся.

– Где я, черт побери? – вытаращил глаза Дунаенко.

– У нас в гараже, Егор Владимирович! На своем любимом топчане!

– Ни черта не помню! Ты меня отвозил?

– Да кто ж еще, конечно, я!

– Так, ты меня домой отвези, да и собери мне что-нибудь с собой. Соображаешь?

– Ну конечно, как всегда?

– Как всегда, милый, как всегда, да побыстрей! А еще дай мне рублей сто!

– Как скажете, Егор Владимирович!

Фима сделал все, как просил прокурор: с ветерком отвез с водителем домой, не забыв про сумку продуктов, отборный коньячок и сто рублей. И к девяти часам утра, как штык, прибыл на плановое совещание к Марку Наумовичу.

– Хорошо, что пришел, проходи, садись – приветствовал Фиму председатель собрания. – Все нормально? Успел?

Фима, кивнув, осмотрелся на собравшихся за круглым столом узким кругом и понял важность и конфиденциальность обсуждаемых вопросов.

– Доставил в лучшем виде, Марк Наумыч, не переживайте! – переглянулся Фима с сидящими рядом коллегами Фимой Шлесинбергом и Иосифом Бельковичем.

– В прошлом году, когда закупали вагон фундука у азербайджанцев, сколько всего было тонн? – продолжил совещание Бородин.

– Пять тонн, я точно помню, – вступил в беседу заведующий овощным складом Борис Гринберг.

– А сколько получили от реализации излишков, Вильма?

– Больше пяти тысяч рублей, Марк Наумыч. – преданно добавила бухгалтер Вильма Акулина, памятуя, как намедни Бородин помог ей справиться с растратой.

– Значит, так. Глузин, Шлесинберг, Гринберг и Белькович! Вы должны повторить ситуацию. Только на этот раз надо выручить восемь тысяч. Вильма, проследишь!

– А оформлять как в прошлый раз? – заикнулась Акулина.

– А как в прошлый раз оформляли?

– По документам вагон проходил как картошка.

– Ну и отлично. Картошка, так картошка. Да, и сразу, Фима, Борис, предупредите завмагов, чтобы побыстрей успели реализовать товар. За сколько дней обернетесь?

– Дней за пять сделаем, – откликнулся Глузин.

– Слушайте, надо несколько вагонов взять под картошку. А там виноград, хурма – все, что поспеет к этому времени в солнечном Азербайджане! И вот еще что! Фима, ты у нас по Молдавии работаешь, выясни, когда можно яблоки забирать, сколько тонн. Почем берем?

– По 3–5 копеек за кило, в зависимости от сорта.

– Это хорошо. Я на неделе в Мурманск съезжу – договорюсь о поставках яблок по 25 копеек. Надо выходить из положения во времена дефицита. И пусть на севере нашей необъятной родины люди молдавские яблочки попробуют, в кои-то веки. Тем более, что транспортные расходы мизерные. Иосиф Моисеевич, что у нас по неучтенной колбасе?

– Все нормально, Марк Наумыч. Дыры залатаем.

– Вильма, ты договорись через своих людей в сберкассе, чтобы впредь выдавали деньги в 100-рублевых купюрах. Нельзя скапливать очередь…

– Хорошо, обязательно.

– Ну все, пожалуй, идите работать!

15

Оперуполномоченный ОБХСС Вячеслав Горунов изучал за рабочим столом многочисленные анонимки, переданные жаждущей мести Верой Андреевной, из которых узнал, как однажды у одного работника Оршицкой райпотребкооперации в магазине из кошелька выпало десять сторублевых купюр, а еще как ту же картину некий пассажир углядел в автобусе. Все было написано, словно под копирку, и фактов, подтверждающих что-либо конкретное, как не было, так и нет. Любой акт о проведенной ревизии приложи – и все обвинения растают, как дым.

– Все не то, нет серьезных зацепок, Вера Андреевна.

– Вы что, ничего не можете сделать? – грозно надавила авторитетной грудью партийная дама.

– Ну почему же? Я могу проследить за отдельными гражданами славного коллектива под названием «райпотребкооперация». И кое-какие соображения у меня на этот счет уже есть. Если у них много денег, они должны их куда-то тратить. А куда? Квартиры не продаются, машины по очереди, шубы и бриллианты у всех на виду.

– Уверена, голубчик, вы знаете свое дело, но, может быть, вам нужна помощь?

– Ну что вы, Вера Андреевна, оставьте это мне и моим коллегам.

– Ваши-то коллеги тоже, небось, на загородных пирушках у Бородина бывают!

– Ничего, мы найдем тех, кто не бывает. Идите с миром, все будет хорошо, не волнуйтесь!

Наконец, спровадив надоедливую пышную даму с непомерно большим размером ноги, Горунов окунулся в папку, занимавшую его мысли последнюю неделю. И мысли эти подбросил оперуполномоченному ОБХСС давний осведомитель. Речь шла об одном зубном технике – Рудольфе Раскине, который, занимаясь полулегальной практикой, незаконно скупал золото для коронок у неких лиц. Как раз сегодня утром Горунов получил ответ на запрос, посланный в небольшой сибирский городок Минусинск. Когда-то человек по фамилии Броутман служил простым чиновником райисполкома в Минусинске, налаженные связи позволили ему через несколько лет по блату устроиться на более прибыльную должность заведующего продуктовой базы. Но навыков в торговом деле Броутману не хватило, и за растрату он получил 10 лет колонии. В колонии овладел специальностью зубного техника. Перед Горуновым лежали две фотографии фигуранта, отличительной особенностью которых был только возраст. Вне всяких сомнений: Раскин и Броутман – одно лицо. Нетрудно догадаться, что, выйдя на свободу Рудольф сделал себе новый паспорт, для того чтобы переехать в другой город и заняться новой специальностью зубного техника.

Еще на заре советской власти государство получило монопольное право на покупку и продажу золота и других драгоценных металлов. Исключительное право совершать на территории СССР подобные сделки было предоставлено лишь Госбанку. А скупкой золота, платины и металлов платиновой группы могло заниматься только Министерство финансов СССР. И стоит заметить, что за нарушение правил о валютных операциях и сделках с драгметаллами простой советский человек мог угодить за решетку на 5 или на 15 лет с конфискацией имущества, а то и вовсе по 88-й статье Уголовного Кодекса в редакции 1960 года суд мог приговорить беднягу к смертной казни, тем более что в шестидесятых годах в СССР уже прошли показательные суды над группой Рокотова, которого расстреляли вместе с подельниками Файбишенко и Яковлевым за фарцовку и незаконные валютные операции.

Увы, оперативный обыск на квартире у Раскина ничего не дал. Прошедший зону зубной техник был умен, хитер и лишних слов на ветер не бросал, поскольку твердо уверовал в то, что чистосердечное признание лишь усугубляет вину и добавляет срок наказания.

– У кого скупаешь золото? – с пристрастием допрашивал его Горунов.

– Что вы, гражданин начальник, каждый со своим приходит, кто кольцо принесет, кто старую коронку бабушкину. Мое дело – маленькое.

Худое острое лицо Раскина не выражало и капли беспокойства и напряжения, и если бы под рукой оказался «полиграф», так называемый детектор лжи,